Только не - Игорь Толич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глава 5
Я не понимала, за что мне это…
За что такая боль и пустота — пустее и болезненнее, чем многие прошлые боли, которые когда-то приходили и уходили. Но никогда прежде пустота не поглощала меня настолько, что каждый новый вдох давался через силу, а задохнуться казалось проще, чем продолжать эти жалкие попытки отдышаться.
Когда я читала прощальную записку Макса, мир у меня перед глазами ходил ходуном, однако я чувствовала, что самое удивительное — именно чувствовала, как непрерывно зреют и лопаются во мне, будто переспевшие плоды, сгустки гнева, разочарования, страха снова жить в одиночестве, сгустки непонимания, почему всё так вышло. Для меня тот брак являлся крепким и непоколебимым ровно до дня исчезновения мужа. Я обвиняла его в трусости, малодушии, коварстве. И мне было легко ненавидеть его за предательство, потому все прочие чувства только дополняли возникшую ненависть, служившую им стержнем.
Однако после расставания с Тони я оказалась бессильна к ненависти по отношению к нему. Чувств внутри было как будто бы много и самых разных, но все они создавали собой настоящий вакуум, который можно назвать единственным бесполезным и ёмким словом — «пустота». Причём пустота прочная, всепронизывающая, гулкая, жестокая.
В сущности, я понятия не имела, о чём страдаю и почему разбредаюсь полупрозрачными каплями по бесконечной воде своего угнетённого состояния. Из меня словно высосали всю жизнь целиком, но — кто? Почему? Ответов не приходило.
Несколько раз я порывалась позвонить Тони или написать — сделать хоть что-нибудь, чтобы облегчить собственное сердце. И каждый раз мои порывы стихали от прямого вопроса самой себе: «Чего ты хочешь, Илзе?».
Недостаточно просто бросить наотмашь пару дежурных фраз вроде: «Я скучаю», «Я хочу тебя видеть», «Мне тебя не хватает». Всегда нужно понимать, какой результат требуется в итоге. Ещё одно, на этот раз точно последнее объятье? Ещё один, на этот раз взаимный и точно желанный поцелуй? Но в чём смысл этих действий и есть ли он вообще?
Ведь притрагиваясь к телу, мы одновременно позволяем другому человеку притронуться к нашей душе, будто вручаем подарочный сертификат — а теперь делай со мной, что хочешь. Хочешь — выброси и забудь. Хочешь — исчерпай весь лимит за один раз и тогда уходи в неизвестность, где тебе теплее и привычнее. Однако дарить подарки нужно для обоюдной радости. Подарок должен быть от чистого сердца, а не от отчаяния. Но я понимала, что отчаяния во мне гораздо больше, нежели чистосердечности.
Порой меня швыряло в оправдания, что происходящее со мной — всего лишь обычное наваждение, вызревшее на безветренной почве давно никем нетронутых чувств. Полный штиль в области сердца превратился в ураган при появлении какого-то объекта, имеющего телесную оболочку и проявляющего ко мне живой интерес. Таким образом, на месте Тони мог оказаться кто угодно. Но тоска моя ныла о том, что Тони, именно он — его внешность, запах, привычки, голос — стал причиной пустоты, когда я попросила Тони не звонить, а он исполнил эту просьбу.
Меж тем близился Новый Год. Тридцать первого числа я заехала с утра к маме. Мы обменялись подарками. Мама вручила мне годовой запас эластичных колготок — так она отрабатывала собственный незакрытый гештальт (как наверняка выразилась бы Мария), возникший ещё в советское время, когда женские колготки были в дефиците, а рвались точно так же, как и в любые другие времена. Я подарила маме заколку для волос из латвийского янтаря, купленную на выставке.
Конечно, не было никакой гарантии, что этот янтарь действительно добыли где-нибудь в Прибалтике, а не в Калининграде или в Украине, но чистая вера наделяет подлинным сиянием даже то, что не может сверкать отродясь. Так что маме вполне хватило моей словесной презентации, что перед ней — настоящее «золото» Балтии.
Мама осталась довольна подарком, а её подарок не мог не пригодиться, несмотря на кажущуюся простоватость. Простые, практичные вещи зачастую дороже драгоценных камней. И я могла порадоваться хотя бы тому, что кто-то помнит, какого размера и цвета колготки я предпочитаю носить.
После визита к маме я поехала к своей подруге Габриеле.
По-дружески её все называли не иначе как Габи. Она была из тех подруг, кто постоянно очень удачно выходит замуж, затем не менее удачно разводится, в промежутках между браками живёт на полную катушку, заявляя, что отныне заядлая холостячка, а потом внезапно знакомит тебя с новым женихом и по секрету божится, что это судьба.
Я любила Габи за то, что она сама неустанно верила в любое своё «навсегда», пусть даже «навсегда» длилось всего пару часов. Со страстью Габи была на «ты» и знала, как переделать мужчину из пропитого циника в сумасшедшего романтика. По крайне мере, несколько раз ей это удавалось, как удавалось крутить два-три романа одновременно, отчего она уставала быстрее, чем от одиночества.
В данном отрезке жизни Габи вновь собиралась опорочить паспорт печатью из ЗАГСа, а празднование Нового Года удачно приурочила к традиционному девичнику, потому мужчин у неё в гостях не было, а было несколько подруг, в том числе я. Мы пили розовое «Ламбруско» и болтали. Габи в одном пеньюаре носилась по комнате. В качестве закуски привезли роллы из японского ресторана. Праздничную атмосферу дополняли красные свечи, пышная искусственная ёлка с золотыми шарами и нетленная «Last Christmas» в исполнении Джорджа Майкла, крутившаяся на повторе вот уже пятый раз.
Я пробовала увлечься разговорами и музыкой, хотя на душе у меня скребли кошки с когтями гораздо длиннее, чем наращивала себе Габи, чтобы художественно царапать мужские спины.
Все собравшиеся девушки оказались малознакомы между собой: с каждой была связана своя отдельная история дружбы, но моя история получилась, должно быть, самой скучной: мы с Габриелей познакомились в институте, учились на параллельных потоках. Я — латышка, Габи — литовка, обе — прибалтийские блондинки, слышавшие миллион раз анекдот «Далеко ли до Таллина?», несмотря на то, что ни я, ни Габриеля никогда не бывали в Эстонии. И это притом, что мы учились среди гуманитариев, которые, по идее, должны были знать такие нюансы. Мой поросший бородой эстонский анекдот никто не оценил по достоинству. И я постаралась сместиться в нишу безмолвных слушателей.
Вдруг в квартиру
